Когда мы зажигаем свечи. Часть 2

          ДУХ  СВЯТОЙ

В день явленья Троицы Святой

Разве можно полнить пустотой,

А точней, – сквозить живую душу;

Собирать, как в мусорный бачок,

И ловить, как в марлевый сачок

Отчужденье и земную стужу.

 

Не однажды зарекался, но

Преступал, грешил, глушил вино,

Крестики терял в полдневной давке…

Ну, довольно, сколько отступать,

На челе уже не та печать, –

На моей, годами данной справке.

 

Дух Святой, не покидай меня,

Мы с тобою все-таки родня,

Хоть с генеалогией заело.

Нынче вовсе грустно без тебя,

Не любя творить – равно губя

Всякое божественное дело.

 

День прошел. А Бог не уходил,

За тобою ревностно следил

И кропил водицею святою.

Мало остается впереди,

Новый крестик на моей груди,

Как защита перед суетою.

 

Предаю тебе, мой Дух Святой,

Всё, что омывало чистотой,

По апрелю веяло и маю –

Явь благую, праведные сны…

И молитве с дальней стороны,

Как спасенью вечному, внимаю.

 

 

                                  *   *   *

Вновь январская полночь на землю спустилась  устало,

Но великое таинство нынче развеяло стынь,

Сколько света сейчас Рождество по церквам расплескало,

Сколько тьмы затаилось вокруг православных святынь.

 

Столкновение это всё четче и все неизбежней,

В мире нашем, похожем на ржавый заброшенный пруд,

А исхода всё нет, оттого на душе безнадежней,

Не убий…Не кради…Только вот убивают, крадут.

 

Ладно – разные шмотки, вещицы, купюры…но Веру

И Надежду на завтра, и  нашу с тобою Любовь

Умыкают всечасно, – как Дух, развевают по ветру,

А без Духа Святого какая предвидится новь…

 

Рассияй, Рождество, засвети негасимые звезды,

Дай дыхания сердцу и успокоенья душе,

Я-то знаю, наступят когда-то  блаженные весны,

Только в этой ли жизни, быть может, не в этой уже.

 

Но  простого ответа не жди – мироздание немо,

Знать, покуда не вызрело время  для вести иной.

Как заблудший в пустыне, смотрю в отворенное  небо,

По мерцанью небесному путь открывая земной.

 

                                      ДРЕВНЯЯ  РУСЬ

В этих милых краях, где всегда ты восторженно волен,

Где под солнечным светом любая травинка поет,

Надо просто внимать поднебесной резьбе колоколен,

Что, как в годы забытые, свой сохранили полет.

 

И не стоит напрасно скулить о  всесветных тревогах,

И о личных своих неурядицах – лучше молчать,

Потому что нельзя предаваться унынью в дорогах,

Можно этим себя до утраты всего развенчать.

 

Я ладонь положу на церковный мерцающий камень,

На столетнюю кладку, на кладезь любви да тепла,

И почувствую, как пробегают моими руками

Те великие токи, что вечность до нас донесла.

 

И уже невозможно к минувшему не обратиться

Да молитвой за всех обезверенных не порадеть;

И дорога продлится, и вслед мне воробушек-птица

И березка-сестрица приветливо будут глядеть.

 

 

                *   *   *

Иверская церковка –

Божеская весть,

Всё, что в мире ценного,

Открываю здесь.

Голуби, воробушки

У церковных стен,

По ночам соловушки

С поднебесных сцен.

Постою на паперти,

Поброжу вокруг…

Прошлое из памяти

Возникает вдруг.

Детство убеленное

Солнечным теплом,

Тихое, зеленое,

С рыбой да веслом.

Милая, хорошая

Церковка моя,

Под железной ношею

Не согнулся я.

Да и ты воскреснула

Из небытия,

И взошла над бездною

Тихая моя.

Вера окруженная

Неотступной мглой,

Свечечка, зажженная

Над родной землей.

 

                *    *   *

Адрианова пустынь, простор, тишина,

И тревога, понятная сердцу сполна,

И цена бестолковому веку…

Древний храм, и трава, и цветы вдоль тропы,

И отсутствие нашей привычной толпы,

Постоянно склоняющей к бегу.

 

Как живем? Да, наверно, порою никак,

Даже солнечный свет превращая во мрак

И в погоню себя обращая

За наживой безмерною, властью тупой,

И над миром, и просто над этой толпой,

Нехорошую страсть ощущая.

 

Ну а здесь – не спеша до колодца идешь,

Отступают гордыня, безверие, ложь,

Мысли о каждодневной потребе…

Тут коровки пасутся, там вьются шмели,

И сосновая роща восходит вдали,

И прозрачное облачко в небе.

 

Адрианова пустынь, святая юдоль,

Отгони же, смети мою тяжесть и боль,

Дай заблудшему сыну прозренье,

Приоткрой мне дорогу к пределам иным,

Где найду я не с веком греховным, чумным,

А с собою самим примиренье.

 

                *   *   *

В монастырской густой тишине

Что-то зримо пригрезилось мне,

Может, – прошлое, может, – исход

На какой-то заведомый год.

 

Монастырские стены прочны

И века – от стены до стены,

И звучание скрыто в тиши,

И зеленые травы свежи.

 

Но и здесь непонятно сполна,–

Что святая таит  глубина.

Возле храма смиренно молчу,

Я приблизиться к небу хочу.

 

Но в минуте ходьбы, за стеной,

Мир меня ожидает иной.

Там другие и хлеб, и вода,

И пора возвращаться туда.

 

                       *   *   *

Возле храма Пророка Ильи

Вдруг прояснятся мысли мои –

Для чего, почему и откуда?..

Высоки золотые кресты,

И явленья земной суеты

Отступают в предчувствии чуда.

 

В тихом садике – воздух небес,

Точно это не садик, а лес,

Где бывать доводилось немногим.

Встану возле церковных ворот, –

Кто сегодня я, тот иль не тот,

Перед взглядом божественно строгим?

 

Прочь, безверие, зря за спиной

Ты стоишь, как палач, надо мной,

В торжестве рокового раденья.

Я вберу этот истинный мир,

Даже если остался лишь миг

Для дыханья и сердцебиенья. 

 

 

В СЕНТЯБРЬСКОМ ПАРКЕ

Патриаршее царство аллей,

Благодать снизошедшего света,

Мне земля моя нынче милей,

Чем в горячем цветении лета.

 

В эту пору я – вовсе не я,

А живая частица природы,

Невесомая дрожь бытия,

Пронесенного мной через годы.

 

По сусальной звенящей листве

Ухожу в глубину отрешенья,

Отдавая себя синеве,

Отпускающей все прегрешенья.

 

…По листве, по земле, по судьбе,

Что ложбинку таинственно студит,

Не страшась, что предела тропе

И обратной дороги не будет.

 

 

                *   *   *

На Казанскую выпадет чистый снежок,

Это, видимо, знак неплохой,

Не пора ли еще сделать к Богу шажок

Осторожно, а после – другой.

 

Выхожу из январских столетий моих,

Из моих тупиковых эпох…

Удивителен мир, упоительно тих,

Каждый выдох означен и вдох.

 

Это утро – цветное, как свадебный бал,

Где возникло уже торжество.

Нет не там я, наверное, Бога искал,

Оттого и не видел его.

 

Я сегодня себя приоткрыл на миру,

Словно встал перед новой чертой.

Богомолки-старушки прошли поутру

И оставили след золотой.

 

И затеплился воздух вдоль тропки моей,

И по-детски, почти не дыша,

Под высокие своды родимых церквей

Умиленно восходит душа.

 

               БОГОЯВЛЕНИЕ

Еще тяготит утомленье,

Сомнение в темной  толпе,

Но завтра – Богоявленье,

Явление Бога тебе.

 

Смиренно постой у иконы,

Чтоб вечность коснулась чела –

Евангельские каноны

И ангельские крыла.

 

И жизнь, что иной представала,

Меняет окраску и вкус,

Иная планида настала –

Выходит на свет Иисус.

 

Ты можешь в сознании мерить,

Что в силах принять-не принять,

Но с шагом ответным промедлить –

Наверно, как жизнь потерять.

                                      

                *   *   *

Небесным пламенем горя,

Вбирают золотые звоны

Иконостасы октября –

Березы, тополя и клены.

 

Под негой позднего тепла,

Под небом солнечного полдня

На землю святость снизошла,

Раздумьями сознанье полня.

 

Средь серой суеты мирской,

Где столькое темно и ложно,

Природа к сущности людской

Нас возвращает осторожно.

 

И всё не даром, всё не зря,

И как в преддверьи главной битвы,

Иконостасы октября

Молитвы требуют молитвы.

 

                        РОДНАЯ  ОКРАИНА

Возвращаться отсюда – не знаю зачем, для чего, –

Чтоб ловить пустоту и о камень стучаться локтями?..

В мире, где я живу, очень многое нынче мертво,

Ну а здесь я другой – с тишиною, цветами, шмелями.

 

То не город уже, хоть, конечно, еще не село,

Но просторно душе, и другого не надобно блага,

И совсем не прошло ощущенье любви, не ушло

Всё, что мне открывалось от первого детского шага.

 

Ну зачем я туда, где бумаги, дела – пустота,

Где спасает одно и вседневно  волнует и греет,

Что вернусь, очень скоро вернусь я, влюбленный, сюда

И живая вода оросить меня снова успеет.

 

Подойду я опять к озорному дружку-ручейку

И в траву уроню суетою оббитое темя –

И почувствую, что на моем неуклюжем веку

Есть для Вышнего света  мне Богом открытое время.

 

 

                               *   *   *

В домишке, где бабушка держит иконку в углу, –

В церквушке, что чудом одним сохранилась на свете,

Бог – всюду, везде, где живет противление злу:

Он в мире тревожном за всё вместе с нами в ответе.

 

Нелепо часами стоять возле храма Христа,

Молитва, она одинаково слышится всюду,

Едва ли найдутся забытые Богом места,

Но каждый однажды, наверное, встретит Иуду.

 

Да главная всё же не в этом таится беда,

А в том, что в избытке неправых судов и проклятий;

Открытые миру навстречу ладони всегда,

По сути, уже беззащитны от многих распятий.

 

                *   *   *

Если обозначить искренне,

Не задавшись личной целью:

Каждый путь, ведущий к истине,

Пролегает через келью.

 

Пусть начнется он в метаниях,

Суете и прочей смуте,

Но в душевных испытаниях

К этой снизойдет минуте.

 

В размышлении, моленье ли,

Одиночестве глубоком,

Ты познаешь просветление, –

Внутренним увидишь оком.

 

И когда на волю снова ты

Выйдешь, то за все в ответе,

Не предашь святого слова ты

Ни за что уже на свете.

 

           *   *   *

За Чистым четвергом, со строгой чистотою

Явившимся тебе прозреньем неземным,

Придет особый свет, над нынешней тщетою

Ты обретешь себя совсем иначе с ним.

 

Перехлестнула путь непроходимость смуты,

Истерзанных ночей, рассветов ледяных,

Когда в тебя летят и сквозь тебя минуты,

Как пули бьют и бьют, и не уйти от них.

 

И некого судить, ты сам судим и грешен,

Оправдан лишь одним – что каяться умел,

И до сих пор любил, и на любви замешан

Твой каждый новый срок среди насущных дел.

 

Как завтра на тебя своим прищуром глянет,

Не в том сегодня суть, помысли о другом:

Что главное – все то, чем жизнь еще предстанет,

Случится только там – за Чистым четвергом.

 

                *   *   *

Какое солнце на Крещение,

Как будто Божье причащение,

Среди морозца серебристого –

Свет, обретающий тепло.

Спешим тропинкою хрустящею

За чистотою настоящею,

Куда – неважно и неведомо,

Лишь бы тропу не замело.

 

И всё вокруг такое новое,

Березовое и кленовое,

Покрытое горящим инеем

И духом святости земной.

Природой мудрой сотворенное,

От пустоты заговоренное,

Как православный храм таинственный

Над милой отчей стороной.

 

Воробушек на ветке щурится,

И каждый, кто сегодня хмурится,

Не просто грешный, а потерянный,

Утраченный самим собой.

Разносит звоны колокольные

И навевает мысли вольные

Нежнейших ангелов кружение,

Над головою и судьбой.