*   *   *

                            Георгию Бязыреву

Не интурист, не иностранчик, –

Мурло, похмельное с утра…

Провинциальный ресторанчик,

Графин почти на полведра.

Ну что же, то, наверно, кстати,

Коль меркою крутой стакан.

И время наше славно катит,

Ни я, ни друг – никто не пьян.

И всё понятно, даже слишком,

В негромкой этой пустоте

Шагнувшим к старости мальчишкам,

Обветренным на высоте.

Есть право петь и злая воля –

Больные песни запивать

И, в губы стиснутые воя,

Другим того не выдавать.

Захмелимся или захмелимся,

Всё выльем, выхлещем сейчас,

Без позы, жеста, без налимства,

Без глупости высоких фраз.

Упьемся тишиною скромной

У приоткрытого окна,

И к месту наш графин огромный

И два граненых стакана.

Коль жизнь по-прежнему под пробкой

И столько горечи в душе,

Как в том графине. Жалкой стопкой

Не вычерпать ее уже.

1990-е

                                     *   *   *

 

                                             Памяти Георгия Бязырева

                        Какая к черту нам теперь гульба,

                        Когда всё чаще сходки на могилах, –

                        Пытает или милует судьба

                        Уходом в бездну сострадальцев милых?

                        Состихотворцев, что в иных годах,

                        На сквозняках столичных и районных,

                        За совесть жили, позабыв про страх,

                        Не распуская воплей похоронных.

                        Соратники мои, теперь уже

                        Не обойтись без тягостных мгновений,

                        Сегодня в холодеющей душе

                        Всё меньше бесшабашных откровений.

                        И наши роли отданы другим,

                        Да мы и не играли, просто жили,

                        Взахлеб дышали самым дорогим

                        И слову, точно родине, служили.

                        Кто пеплом разнесется высоко,

                        Кто в глинозем провинциальный ляжет, –

                        Хоть говорить об этом нелегко,

                        Но кто иной о близких братьях скажет.

                        Остаться бы не только на листе,

                        А унести всех наших дней приметы

                        В пылинке на мерцающем хвосте

                        Случайно пролетающей кометы.