|
Богема. Часть 4 *
* * Наде Постигнув многое сполна И вдоволь покружив по свету, Я твердо понял, что нужна Жена усталому поэту. В твоих деяньях неземных, В твоем прилипчивом народе, Среди случайных, проходных,
- Единственная в неком роде. Нужна, чтоб тихое тепло Тебе дарить в холодном мире, Чтобы всему и всем назло Порядок наводить в квартире. Да и в тебе за годом год: В углу твою сыскать бумажку, Заметить, что наоборот Намерился надеть рубашку. Нужна, когда ты трезв и пьян – На сборище полуслучайном, Чтоб вырвать из руки стакан, Который может быть прощальным. * * * Эти толпы у пьяных прилавков Почему, почему, почему?.. Сам помятый в бессмысленных давках. Все равно ничего не пойму. О, родные опухшие рожи, Перегарный шибающий чад... И на что вы сегодня похожи», – Все святые вослед нам кричат. Карты в руки убийцам и судьям – Распинать человеческий род. За умом никого. За безумьем Отчего же так рвется народ?.. * * * Литература вперемешку с водкой В земельку многих унесла до срока, Большой талант не подогреешь «соткой», Уж пить, так пить, без меры и зарока. Их по стране родной носили ветры, Крутили до бессилия – хмельные, Им выпали такие километры, Что не представят прочие иные. Их вещие не задержали знаки, – Не видели ни края, ни порога, Хранят себя убогие писаки, Ну, а талант надеется на Бога. С чего все это, с радости иль горя, От жажды неизмеренной свободы – Не разъяснят ни Коля и ни Боря, Испившие сполна в былые годы. Они себе спасенья не просили, Наверное, как многие другие… Молчат кресты на кладбищах России, Где полегли собратья дорогие. А Бог суров, но все же судит здраво, И с откровенным вздохом сожаленья Дает страдальцам роковое право Все высказать до крайнего мгновенья. 11 декабря 2006 * * * Все меньше удивления По случаю любому, Все больше притупления Да тяги к «Гастроному». Все меньше окрыленности, Той, ангельски прозрачной, Все больше обделенности От жизни неудачной. Все меньше наши близкие Похожи на родимых, Все больше наши истины В числе непроходимых. Все меньше дарят бражники Счастливые картинки, Все больше наши праздники Похожи на поминки. ДИКОРОСС
Сергею Кузнечихину Приедет мой собрат лохматый, Приподнятый, хотя помятый, Заросший дикой бородой; Он ввалится в мою квартиру, Вобравший драму и сатиру И дух поэзии крутой. Ее тяжелый выхлоп смрадный, Но чем-то все-таки отрадный, Наверное, как жизнь сама, Как наша яростная память, Что не одну сглотнула заметь И всё же не свела с ума. Всему свое, конечно, время, – Похмельное согнуло бремя Иных, а некоторых – нет. Нам не дано судить и в позу Вставать, мол, некто принял дозу, А мы тверезы, как букет. Всё просто в мире и непросто, Не надо пыжиться бесхвосто, Хвост и за нами в десять верст; Свою цистерну опростали, Добро, что сволочью не стали – Вот в чем поставленный вопрос. Длинны земные перегоны, Для каждого свои законы, Тому – портвейн, тому – кефир; В одном близки мы бесконечно, В том, что и вечное не вечно И протирается до дыр. Но только Слово золотое Для нас – воистину святое, И перед именем его Мы будем падать на колени Всегда и в соловьиной звени Ловить живое торжество. Мой брат, искания поэта – Переплетенье тьмы и света, И сам он тоже – тьма и свет. Я верю, что-то нам зачтется И строчка хоть одна прочтется – На эту жизнь скупой ответ. * * * В стране с душой глухонемой, Пропахшей водкой да тюрьмой, Что можно человеку ждать, Когда просвета не видать, А только вопли да тоска, Да гроба общего доска. В стране с душой полуслепой Одно спасение – запой, Одно веселие – разгул, Который нас раздел-разул И выпотрошил до нутра, Всех, кто дышал еще вчера. В стране, что вовсе без души, Все средства жизни хороши – Воруй, бесчинствуй, присягай Тому, кто предлагает рай За совесть и любовь твою, – Так хочется побыть в раю. В стране, которой просто нет Лишь перед Богом я ответ Готов держать, но вот смогу ль. же октябрь, а не июль, Уходит жизнь моя туда, Где взвесят здешние года. И что я на суде скажу, Какую правду покажу: Что прожил я в стране глухой. Полуслепой, с душой сухой, – В стране, которой больше нет, За что же мне держать ответ? 31 октября 2003 * * * Я встретил Нинку около пивнушки, Пятнадцать лет я не видал подружки Моей веселой, заводной поры. Она сказала; «Пропусти, Сережа». Я оглянулся: боже, что за рожа, – Такие замутненные шары. С мучительным трудом опознавая Да кто же это все-таки такая, И, наконец, решился опознать Девчонку из недальнего поселка. От имени осталась лишь наколка, От жизни что? – Пожалуй, не понять. Мы пили пиво со столичным другом, А Нинка со своим общалась кругом, И я глядел украдкой на нее. Непостижимы вы, пути земные, Что стало с нею? За грехи какие Сошлось на этой точке бытие? Сквозь гам и кружек дробное бренчанье Я Нинке улыбнулся на прощанье, Пытаясь взглядом обогреть ее, За годы, что теперь приходят снами, За все, что приключилось в мире с нами, За имя незабытое мое. ВОСПОМИНАНИЕ О ДЕВЯНОСТЫХ Очнусь на рассвете в безвольном тумане, Нашарю остаток бумажек в кармане И в город, едва различимый, ввалюсь... У первой же точки пивком похмелюсь И к точке второй подойду с вожделеньем, Как вор за привычным уже преступленьем. И все просветлеет внутри и вокруг, И в каждом прохожем покажется друг. Да только надолго ли пиршества станет, На часик-другой оживленье проглянет, А после опять пустота, и опять Жизнь грешная страшно покатится вспять… Я нынче ушел от запойных рассветов, Безумье зеленого зелья изведав, Сползание жалкое наземь с креста, В котором мерещилась мне высота. Последнюю выглотав темную влагу, Осмысленно дал отрезвленью присягу, Прощальный стакан закатив под кадык, Я медленно к принятой роли привык. Но снится так часто, и видится даже, Былое в своем роковом антураже, Как этот идущий за гробом народ – Толпою за водкой в расхристанный год. 9 июня 2006 * * * Мы пьем на задворках страны, – Призывно звенят стаканы Трезвоном почти умиленным, – И что-то взахлеб говорим, И благополучия грим Противен сердцам вожделенным. Не главное водка, она, Пожалуй, не слишком важна, Поскольку мы пьем, не пьянея, Значение в том, что сейчас Мы все удивительно, враз, Открылись друг другу полнее. Задворки родимой страны Порой для того и нужны, Чтоб не задушила гордыня, И нечего больше таить, И глупо душою кривить, Четвертый стакан половиня. А мимо идущий народ, Наверно, таких же пород, В них те же безверье и вера, Поскольку задворки страны Для каждого – доля вины И горечи полная мера. * * * И все-таки уехал я Из тех краев, где все иначе, Где дружная гудит «семья», Трясется в хохоте и плаче. Звенят, граненые, звенят Хрустальные, звенят иные, И влагою своей роднят Скопленья эти продувные. Там дух другой, другая речь, Другие присказки да краски, И нелегко за полночь лечь, Так, чтобы сладко, без опаски, Что не сумеешь поутру Проснуться, а точней, очнуться, И оживленье дать нутру, А если проще – опахнуться. Уехал я, но, может быть, Еще вернусь туда однажды, Чтоб этот скучноватый быт Согреть огнем великой жажды. И встретит радостно меня Для праздничного разговора Моя заклятая родня – Мужик с пивком возле забора. 14 марта 2001 * * * Что же делать, брат-стакан, Если зелье стало ядом, Если ты не просто пьян, А, как дьявол, дышишь адом. Были светлые деньки, Те, когда кутили смачно, Только нынче далеки Оные, а в новых мрачно. И не выпивка уже, А скорее – поле брани, Сколько пало в кураже, Полегло на этой грани. Все до срока. Погулял. Тянет разум к новой пище... Я немногим изменял, Ты прости меня, дружище. 17 марта 2002 ПРОЩАНИЕ С БОГЕМОЙ
I Отгремели сегодня былые бои, Даже малые стычки до странности редки, Опускают стаканы собратья мои, Как мечи опускали усталые предки. Пусть не сразу ныряют в завязку, но все ж Потихоньку и поодиночке уходят, Эти – сами на трезвость идут, как под нож, А других – роковые причины приводят. Не поможет уже никакой алкоголь, Потому как развязка ло сути смертельна, Если рядом с тобою вседневная боль, Если жизнь эта стала пуста и бесцельна. Только рано, как видно, еще на убой, И не все беспросветно, трагично, повально. С кем же бились мы, с кем? Неужели с собой, А враги хохотали в сторонке нахально. Ну а мы говорили, что в том не порок, Уходя в отрешение боле и боле, И копали могилки для тех, кто полег На захваченном бешеным ворогом июле.
II Уже невыносимо жить в предвестье Знакомой жути – острой и тупой, Добро, еще не с грешной жизнью вместе Последний раз окончился запой. Невольно возникает отторженье, – Поскольку память прошлого свежа, – Когда свое былое отраженье Увидишь в мутном взгляде алкаша. Стоит полубезумный при дороге, Как Бога, в этот миг меня моля, Я знаю, чем закончится в итоге, Хоть просит он всего-то два рубля, Я заплатил свою за это цену, Я помню, ясно вижу до сих пор Вводивших иглы мне когда-то в вену Всех грустных и тревожных медсестер, Способных возвратить остатки веры… Немало довелось изведать нам, Но самые пронзительные ветры В моем стакане выли по утрам.
III Полсотни пять – всего два по ноль пять, Две поллитровки только, да, однако, Все это и года... И если вспять Их прокрутить – узреешь столько мрака. Но и восторга солнечных ночей Среди собратьев и подруг веселых, Стихов и песен, яростных речей И разных прочих веяний весомых. Прекрасные и горькие часы, Вы были и останетесь со мною, И ляжете когда-то на весы, Став обретеньем или же виною. Ну, а теперь, пожалуй, навсегда, На склоне лет склоняемся к покою, Прощай, богема, ты была тогда И матерью, и волей, и тоскою. Как это нынче ты ни озаглавь, Но в потолки взлетали наши пробки!.. Прощай, стакан... И все-таки оставь Для нас хотя бы крохотные стопки, 1 февраля 2007 |
|