*   *   *

                                             Н.Х.

Перед Казанской, третьего числа,

Тихонько наша Магда умерла,

Прожив две жизни, – как врачи сказали.

Собою никого не тяготя,

Открытая, что малое дитя,

И в радости собачьей, и в печали.

 

Два дня назад вы шли в последний раз

Тропинкой в поле,

                              и влюбленных глаз

С окрестной дали Магда не сводила;

Вздыхала глубоко и тяжело,

Наверно, знала – времечко пришло

Проститься с тем, что самым близким было.

 

Она держалась долго, как могла,

Семь дней совсем не ела, лишь пила,

Да не живую воду, а простую,

И вот слегла, еще пытаясь встать,

Когда ты собралась ее спасать,

Мудрейшую, добрейшую, святую.

 

Как будто говорила, мол, не плачь,

Возможно, и поможет чем-то врач,

А если не сумеет…Ну так что же.

Мой век хорошим, нужным веком был,

Любила ты меня, и всяк любил,

Нет ничего, наверное, дороже.

 

И все спокойней становился взгляд,

Казалось, время потечет назад

В тот день, когда веселого щеночка

Несла ты на руках, прижав к груди,

И столько открывалось впереди, –

Счастливых лет игривая цепочка.

 

…И вот затихла на сырой земле,

Уже в иной, потусторонней, мгле –

Уснула словно, вовсе как живая.

Сама природа  этот миг больной

Отметила,

               взметнулся снег шальной,

Чернеющую почву покрывая.

 

А после снова солнышко взошло,

Последнее, прощальное тепло

Дарило всем во искупленье боли.

Похоронили Магду у стены,

Пусть снятся ей лишь благостные сны:

Уютный дворик и тропинка в поле…

 

Еще одно родное существо

Ушло, сошло туда, где естество

Забудет все тревоги, склоки, драки…

Но думается все-таки о том,

Что и сегодня наш заволжский дом

Она хранит,

                 как могут лишь собаки.