*   *   *

– Ну, что угрюм, художник.

Весь день глядишь в стакан,

Ты «вечности заложник»,

Забыл и снова пьян?

 

– Нет воздуха, нет света,

Нет просто ни черта,

И вся житуха эта

Несвязна и пуста.

 

– Но Бог, но провиденье,

Но будущего зов!..

И не твое ль рожденье

Предвидел ход часов?

 

– Нет женщины любимой,

Друзья ушли во тьму,

Возней неистребимой

Предъявлен счет уму.

 

Но ум еще не мера,

Есть чудо и талант,

Есть истинная вера

Среди лампад и ламп.

 

Так почему ж раскис ты?

Довольно стыть да пить.,.

– Ни красок нет, ни кисти,

И не на что купить...

 

   *   *   *

Не страшно, если перебрал,

Проснешься, – изживешь хмельное,

Сыграешь то, что не сыграл,

Уже не повторив дурное.

Не страшно, если даже вновь

Ты где-то крупно оступился...

Не сквернословь и не злословь, –

Напился – все же не забылся.

Страшней, когда не в кураже

Всё, а в холодном отголоске,

Когда не под руки уже

Несут, а под сырые доски.

 

    *   *   *

Новые возникли беды

В глубине иного дня...

Где вы, пьяные поэты,

Милая моя родня?

Где вы, рыцари бессонниц,

С гордым озареньем лиц, –

Обольстители поклонниц,

Покорители столиц.

Не с мечом, а лишь со словом,

Вы сложили жизнь свою

Не на поле Куликовом,

Только все-таки в бою.

В звоне стаканов и кружек,

С дрожью вечною в руках,

На задворках, у пивнушек,

На российских сквозняках.

Продевая душу в стремя,

В том последнем кураже

Это каменное время

Вы предвидели уже.

Все грядущие преграды,

Всю жестокую игру,

Леденеющие взгляды

Согревая поутру.

Мой журавль еще летает,

Что-то все же уберег,

Но чертовски не хватает

Ваших поднебесных строк.

И под новою тщетою

Тяжело на мир взирать…

Пало воинство святое.

Некому столицы брать.

 

   *   *   *

Какая маята, какая, –

Опутывает, леденит

И, душу слабую алкая,

Притягивает, как магнит.

 

И нелегко приспособленье,

Стиранье граней да углов,

И нависает утомленье,

И хрип внутри заместо слов.

 

И снова неизбежен тостик,

Застолья говорок шальной,

Стаканчик с водочкою – мостик

Меж мирозданием и мной.

1998

 

          *   *   *

Все гадают – будет ли, не будет?..

Друг во дружке откровенья будят,

Напрягают каменные лбы,

Пальцами пространство протыкают,

Исторгают что-то, извлекают

Методом согласья и борьбы.

 

Ну а тот, кто все до точки понял,

Кто спокойно эту глыбу поднял,

Снова, полутрезв и полупьян,

Корочку в руках перебирает,

Хитрою усмешкою играет,

Да, как в омут, смотрится в стакан.

 

       *   *   *

Тяжелы пути в литературе,

Восхожденье к мировой культуре.

Высоты грядущей обретенье

Не всегда пророчит провиденье.

По таким завалам, буеракам

Проползешь – не снилось и собакам.

На такие наглядишься лица,

Что не раз помыслишь удавиться.

Сколько хлама разного и срама

Испытаешь, дорогая мама!

Нелегка богемная дорога,

Не всегда она ведет до Бога,

И взамен дыхания нектара –

Запахи дерьма и перегара.

11 сентября 2002

 

      *   *   *

Наши дали родные зачахли,

Перегаром ядреным пропахли,

Выжигающим все, что вокруг,

Мы страну и эпоху качаем,

Пренебрегшие кофе и чаем

Понимающих горе подруг.

 

Тот старик с опрокинутой шляпой

И начальник, что кличется папой,

Нет не римским, а нашим, родным,

Все повязаны темною влагой,

Все в погоне за некой отвагой,

Что к утру превращается в дым.

 

Или выхлоп, точнее, ужасный,

И плетется народец несчастный,

Кто – в пивнуху, а кто – под иглу.

Пережившие столько репрессий,

Опускаемся в толщу депрессий,

Завывая в блевотном углу.

 

Почему, отчего же, Россия,

Твои дети веками,

                        разиня

Глотки, яд заливают в нутро?

Неужели проклятие неба –

Эта странная, в общем, потреба,

Как на лбу роковое тавро.

 

У стаканчика славное свойство,

Он снимает твое беспокойство,

Даже крылышки чувствуешь ты,

Но являются следом за нами

Миллионы уродов,

                        рядами

Немоты, пустоты, нищеты...

 

Разливают вокруг, разливают,

Вожделенные рты раскрывают,

Скорбь земную пытаясь избыть.

Диким смрадом над Родиной веют…

По дорожкам, что ангелы стелют,

Нам уже никогда не ходить.

1997

 

        БЕЗУМИЕ

Шестой этаж – седьмое небо

И круг девятый, может быть,

А все, что видится, – нелепо,

Тоскливо так, что впору выть.

По данному бесправьем праву,

Спаситель иль наоборот,

Здесь некто продает отраву,

И тянется к нему народ.

День изо дня по клеткам лестниц

Блуждают тени «мертвецов», –

Моих ровесников, ровесниц,

Детей моих, моих отцов.

Дороги все ведут к стакану,

И цель одна у них – стакан,

Они, лечить пытаясь рану,

Сегодня сплошь уже из ран.

Таких ничто не оживляет,

Но, как на это ни взгляни,

Суть времени определяют,

Во многом, именно они.

Каким дождем иль снегопадом

Накроет горемычный прах?..

И я с толпою здешней рядом

Живу, как на похоронах.

Со скорбью эту явь приемлю,

Невыносимой потому,

Что не они одни лишь – в землю,

Россия вся – идет во тьму.

3 июля 2006

 

 *   *   *

                        Моим поэтическим братьям

Все реже поводы для пьянок,

Звонки, визиты спозаранок

Моих взлохмаченных друзей,

Все реже светлые похмелки,

Перед которыми так мелки

Все возвышенья новых дней.

 

Где вы, братания ночные,

Где вы, лобзания хмельные,

До гениальности, вразнос,

Экстазы, яростные фразы,

Окурков целые Парнасы,

Потоки умиленных слез?..

 

Все было, и не зря, наверно,

Пусть кто-то скажет: «Это скверно

Туманить души и мозги».

Но мы-то знали, мы-то жили,

И кое-что сполна решили,

Так что досье свое сожги.

 

По золотистому Тверскому,

По Добролюбовскому дому

Прошли вразвалочку, легко...

Была эпоха заводная

И вера в слово неземная,

Жаль, нынче это далеко.

 

Мои родимые, родные,

Мои хмельные, озорные,

Распахнутые, как строка,

Как я без вас теперь тоскую,

Как в этот скудный час взыскую

И кличу вас издалека.

 

Стаканчики поистомились,

А крылышки понадломились, –

Ржавеет слово в сундуке.

Валерка-брат, Шипилов Коля,

Есть разгуляться где на воле,

На позабытом ветерке.

 

Мы утренние дети века,

Слегка усталые от бега

По лестницам и тупикам,

Неужто всё порастеряли,

Себя и друга обокрали

На одобрение дуракам?

 

Я верю в истины земные,

Что зацветут кресты родные

По русским кладбищам живым,

Где оболочки братьев лучших,

А души их – в подлунных кущах

Приветом радуют своим.

 

Пусть будет лето или осень

И золото берез, и просинь,

И свет, и милое тепло...

И мы сойдемся жизнь измерить,

Как хочется... Как надо верить,

Что наше время не прошло!

 

      *   *   *

Познав когда-то высоту,

Фортуны каверзные ласки,

Ты кисти растерял и краски

И отдал за стакан мечту.

 

И вряд ли кто уже готов

Узнать художника в бродяге,

Ну, разве что, подаст бедняге,

Не тратя понапрасну слов.

 

И сам ты этот поворот,

Как видно, принял мятой шкурой,

Но взгляд безумный выдает

Пред недоступною натурой.

 

       *   *   *

Тяжело, угрюмо и надломленно

Мы бредем на горочку свою,

Где нам царство божье уготовлено

В неком обозначенном раю.

Костный хруст, рыдание душевное,

Соль да боль – вот привалила блажь.

Жизнь – такое празднество плачевное.

Хоть на хлеб  взамен горчицы мажь.

Холод, смрад, запоюшки недельные…

Стонет под ногами глинозем,

Будто бы не крестики нательные,

А кресты могильные несем.

 

    *   *   *

Куда поеду, где найду

Бутылку водки да звезду,

Да друга хоть на вечер,

Куда рвану в лихом такси?..

Представить – Боже упаси,

Поскольку я не вечен.

 

Но в этом есть и жизнь, и свет,

И хочется иметь ответ

На чудные загадки:

Той женщины всесильный взгляд,

И ночь, и полуночный сад –

Сны памяти так сладки.

 

Куда поеду, что найду,

Былое счастье иль беду,

Пыль разочарованья.

Повыстыли друзья мои,

Для них отпели соловьи,

Утрачены призванья.

 

Ужели дальше так ползти?

Неужто, мать твою... прости

За поминанье это,

Жизнь полурабски принимать

И завтра снова начинать

С бесцветного рассвета.

11 августа 2002

 

     *   *   *

Полно, полно, для чего

Рыть себе могилу?

От угрюмства своего

Мы теряем силу.

 

Телефонные гудки,

Телеизлиянье...

Были крылышки легки

И в душе сиянье.

 

А теперь...

Да что теперь,

Стоит ли об этом?..

Скрипнет вожделенно дверь,

И запахнет летом.

 

Выйду в люди наугад,

Жизнь перелистаю.

И окаменелый взгляд

Стопочкой оттаю.

29 января 2000

 

       *   *   *

Друзья мои, промочим кадыки,

Ударим в колокольчики стаканов,

Мы все-таки пока что мужики,

В отличье от собак и тараканов.

 

Святая штука – дружеский кружок,

Напрасны все уроки и зароки,

И столько выпил я на посошок,

Что никогда не кончатся дороги.