Как там
твое «ничего»? Я тоже еще живой. Посылаю тебе свои стихи, может, опубликуешь их
в городской газете Андропова? А то кушать хочется, а денег нет.
Ну вот, вроде, и все. В конце августа ко мне Юрка Кабачков* приедет. Мы к тебе слетаем в гости.
Крепко жму твою жилистую рюмку.
Егорыч. 28.07.87 г.
_______________
* Ю. Кабачков, поэт, однокурсник и друг Г. Бязырева.
Привет, Серый ёшка!
Поздравляю тебя и твоих должников с праздником бубликации в 11 нумере «Молодой г.». Обшарив твой конверт с ужасом убедился, что червонец ты забыл вложить в письмо. Отелло, о разум!
Мы не зря винище лопали –
Пары выступлений ради
В захомученном Андропове,
Не в Москве, не в Ленинграде!
Спасибо за
приглашение на Якнакушаемся поэтич. праздник. Значит 10 декабря к тебе вылетаю
ближайшим теплоходом. Готовься к поединку «Карпов – Корчной»! Э-эх, рельеф
мускулатуры! Но ты многограммная личность, тебя без мазилина не взять. Так что
я постараюсь взять
Плох словарь, что не мечтает
Быть толковым, хоть и малым.
Плох поэт, который знает,
Что не станет генеалом! *
…Я тут давече получил перевод из СП за выступления, хотел долги отдать, но нечаянно пропил все деньги, думал, что чужие. И теперь болею от хронического недопивания.
Дорогой ты наш Серёжка!
Поздравляю тебя от всей «души прекрасные порывы» с молодым 1988 годом. Желаю тебе долгих лет жизни с музами безпузыми и с прозайцами!
Пароходик бежит к Хомуту по реке,
Спотыкаясь о ржавые волны.
А Сережка парит с поллитровкой в руке,
Отражаясь, как облако, в Волге.
Ты, Серый, не деньги, но тоже тебя не хватает!
На столе стояла клетка
Для крылатых слов и дум
С дырочкой на задней сетке.
И хозяин был угрюм…
Привет семье! Егорыч Вечнозеленый.
4.12.87 г.
_______________
* Это –
четверостишие Гоши.
Дорогой друг товарищ Хомутов Сережа!
Проздравляю тебя с чудоюдным годом!
Желаю тебе в новом неморгающем веке долгих летних ночей и медленного молчания будильника!
Твой хоронически вечнозеленый вдруг Егор.
Очень от души! 11.12.87 г.
Здравствуй, дорогой мой Сережка!
Получил твое письмецо и газету. Стихи у тебя хорошие. Особенно запомнились строки «Как живется тебе, человече?» Если и дальше будешь такие строки выдавать, то станешь классиком. Меня вчера принимали с СП. Или позавчера. В 3 часа ночи Борька* меня выгнал на улицу за то, что я его ударил… Когда он меня выгнал, я пошел в Театральное училище, разбудил свою подругу и мы до 7 утра пили вино. Потом сел в автобус не тот и уехал в другую сторону. Часа три шел по полям, вышел на трассу и вечером приехал в Тутаев. Ко мне пришли друзья и вот мы сейчас сидим, пьем водку и разговариваем о том, убьют ли меня в Афгане** или я не доживу сам до него.
Дорогой Сережка, за что мы так наказаны жизнью? Видимо, что-то натворили на том свете, что нас сослали в этот век пить дальше…
С Новым годом тебя и твою семью!
Обнимаю, Гошка. 29.12.88 г.
Сорокажердьев*** нас приглашает в море в инваре – фиврале. Поедем?
_______________
* Писатель Борис Сударушкин.
** После сборов на Высших офицерских курсах «Выстрел», организованных для писателей, нам предложили выбрать командировки по воинским частям. Бязырев попросился в Афганистан, но так туда и не попал, поскольку войска были вскоре выведены из этой страны.
*** Однокурсник Гоши по Литинституту.
Здравствуй, Сережка Хомутов!
Как ты живешь, как встретил Новый год? Что-то ты мне не отвечаешь на письма. Может, обиделся на что?
У меня все нормально. Денег нет, каникулы, столовая не работает в СПТУ, поэтому есть хожу в гости. Недавно был в Ярославле, играл в шахматы на первенство области среди ПТУ. Занял третье место на второй доске. А вообще СПТУ наше заняло тоже третье место из 50 коллективов. Потом мы с Борей выпили коньяку, и я через два дня уехал в Тутаев.
Посылаю тебе свои переделанные новые стихи. Посмотри, пожалуйста, почеркай. Я их хочу включить в свою новую рукопись.
До свидания! Обнимаю, Гошка.
6.1.89 г.
Салют, Сережка Хомутов!
Как живется тебе, человече, замурованный в теле Андропова?
Получил (наконец) твое письмо. Спасибо за критические заметки на полях. В основном, я с ними согласен. Я тут немножко перепил. Третий день рвет, ничего не ем, да и не на что. Ну что ж расстраиваться, когда надо перестраиваться и застраиваться. В пятницу был в издательстве. Кооп. книжка моя готова к выходу в свет этот. Дело за деньгами и бумагой. Деньги мне пообещал занять Реутский, когда получит гонорар за книгу. А бумагу пообещал Хомутов достать у себя. Книга получилась неплохая, редактор Николаев на свой страх и риск пропускает правду о нашем существовании на страницы книги «Белые грозы». Но высказывает опасения, что цензура пропустит хотя бы половину стихотворений. Так что суть даже и не в деньгах, а там в песок и суть. Получаю много писем от читателей-почитателей. Причем, адрес: Тутаев, учителю Бязыреву. Даты отправки – 1,5 – 2 месяца назад. Это всё, конечно, приятно, но как они узнают о моем существовании?
На счет твоей рекомендации в Союз застрельщиков литературы я разговаривал с Бородкиным. Он одобрил твою кандидатуру и сказал, чтоб ты выслал ее письмом в Тутаев. Собрание будет в начале февраля, и если меня не поцелует в это время шальная душманская девка, то мы найдем применение лучу Лазаря в народном хозяйстве.
Эх, С-серый, хочется напиться и повеситься. Хотя бы на чьей-нибудь шее. Посылаю тебе на раздраконивание новую пачку стихов.
Крепка обнимаю, Гоша из Тутаева.
15.1.1989 г.
Здорово, Серега!
Извини, что сразу не отвечаю. Дело в том, что меня недавно избили в подъезде. И руки не писали. Кости целы, вроде. В голове писк стоит. Отобрали у меня бутылку коньяка, изорвали в клочья костюм, рубаху, часы. Сегодня правой рукой начал шевелить. Так что у меня все нормально, без изменений. Каждый день приходит по 10 писем, не отвечаю никому. Присылают незнакомые люди свои книги, рукописи, просят прочесть и написать свое отношение. А мне читать низя – глаз подбит. Я эти книги продаю, а на выручку покупаю хлеб и пиво.
Не унывай, старина!
Обнимаю, Гошка. 26.2.89 г.
Салют, Сережка!
…Как всегда, лежу в гипсе. Правая рука, вроде, зажила, а на левую вчера получил снимок. Ты знаешь, Серега, никогда в жизни не плакал – ни в Иркутске, когда меня закопали живьем в землю, ни в милиции, где мне разбивали сапогами лицо, а потом делали надрезы под глазами, чтоб синяков не было. Ни в Николаеве, где мне пробили нос кастетом и я, молча, пошел топиться. Ни в Комсомольске-на-Амуре, ни в Москве. А сейчас глянул на рентгеновский снимок, на разлохмаченные осколки того, что я еще вчера называл рукою, – и слезы навернулись под синими тенями. Это, видимо, старею, брат. И за что люди меня лупят? Или это не люди?.. Видимо, живу среди животных. И, чтобы выжить, нужно самому стать животным. Или уехать к людям…Впрочем, страдание – такая же интимная вещь, как и молитва… Денег дома нету ни копья, и не предвидится. Да и дома нет, и не предвидится. Взаймы не прошу, так как не отдам. Посылаю тебе свои новые стихи. Раздраконь их, пожалуйста. Не подбитым глазом они лучше прочтутся, наверное.
Присылай свои на критику, пока у меня все нормально с головой и я не сделал снимков черепа.
Крепко тебя обнимаю,
Гога-педагога. 5.03.89 г.
Доброй ночи, Серый!
Получил от тебя сегодня письмо. Радостное, потому что в нем обнаружил гонорар за стихи, – 3 р. Значит, не зря я тебе их посылаю.
Сегодня же нашел газету «Юность» с твоей статьей. Ты на правильном пути, убедителен в аргументах, непредвзят в критической оценке моей книжки. За это посылаю тебе 5 р. Пока они нарисованы на бумажке, но года через 3 – 4 я тебе обменяю эту бумажку на живые деньги, залитые в 3-х литровую банку.
Я
потихоньку оживаю, стал бриться, уши мыть, гипс на ночь снимаю. Прочел повесть
Г. Владимова «Вперед, Руслан» (ж. «Знамя» № 2,
Ты пишешь, что у тебя то ж не голова, а дом терпимости – упал лицом в грязь! Зато грязи меньше в Рыбинске стало! Да и прием мой запомнится в СП. Насчет радикулита, что тебе посоветовать. Я ведь тоже мучаюсь им. Делай утром наклоны – раз 50 нужно достать руками пола, колени не сгибать. Мне помогает – кидаю деньги на пол и начинаю собирать, приговаривая: «Ловись, рыбка, не маленькая, а большая!». Аппетитная приходит во время еды. Да, Серый, я прочел в «Литр. России», что у тебя вышли стихи в журнале «Север». Поздравляю от души! Вышли почитать…
Юрку
Кабачкова вряд ли вызовут на 9 Всесоюзное совещание – ты знаешь его уровень.
Надо ему помочь туда попасть, подумай как. Я со своей стороны подумаю. До меня
дошли слухи, что Рыбинская типография продала бумагу 2-м графоманам местным,
которые будут там печатать свои книжки. Значит, тебя обманули, да? Я нашел
бумагу, но на Полиграфкомбинате. Они продадут, но только с тем условием, если
буду печататься у них. А это фотонабор, на 60% дороже, плюс проценты на бумагу,
приблизительно 1,5 – 2 тыс. руб. Спонсор мой – книжное издательство – на это не
пойдет. Так что книжка за твой счет пока висит на вопросе бумаги (
А я хотел бы дослать ее на голосование СП. Высылаю тебе на обед следующую пачку стихотворений с грецкими орехами. От тебя возгласов удобрения не дождесся, я уж сам себе после тебя плюсов понаставил.
Ну все, приезжай в гости посмотреть на меня и умереть со смеху. Хочешь дольше жить – чаще помирай со смеху!
Обнимаю оставшимися конечностями, твой Его-рыч.
16.03.89 г.
Здравствуй, Серый!
Рука моя упорно заживает, уже держит рюмку. Стихи твои в многотиражке слабее предыдущих, но что печатаешься – хорошо. Я все в запой никак не могу уйти: то денег нет, то здоровья. Кабачков прислал мне 20 руб. на прожор – месяц протяну на хлебе и коньяке.Уезжать я никуда не собираюсь, зря ты меня в Москву сманиваешь. Пока квартиру не получу (деревянную) никуда не полечу. У меня стихи вышли в 2-х колл. сборниках в Москве. Это «Учебная тревога» (Мол. гв.) и «Отчизна доверяет нам судьбу» (Соврем.).
Вот и все мои старости. Ярко тебя обнимаю!
Вечнозеленый Егорыч. 6.04.89 г.
Посылаю еще стихи.
Уронили Гошу на пол.
Все равно его не брошу;
Салют алейкум! Здравствуй, Сережка,
с побеленной головёшкой!
Поздр. с обедом! А для меня праздники – смерть голодная. СПТУ на каникулах, жрать нечего, а воровать стыдно. Зато поят друзья и подруги до закаливания и обливания (туалета). Твоя похвала моих стихов подействовала отрезвляюще. Когда друг похвалит, то уже кажется не так глуп. Поэтому посылаю тебе новую порцию праздничных глюков.
…Ну, арриведерчи, бамбино! Вчера самогоном налопался, башка трещит.
5 мая
Здравствуй, Сережка, с приветом, Гошка!
Получил твою закрытку об водке и фото в обводке. Питие определяет сознание, поэтому положение обязывает скромничать: я под водкой – ты в обводке. На съезде ударников в ладоши я был 1 день, глянул – ба, знакомые все лица, плюнул с горя, да попал не в бровь. Пришлось убегать. В среду с боями отошел к Ярославлю и окопался. Будешь пролетать мимо г. Здесьтаева на пароходе, залетай в гостыд. Ты читаешь Данте, а я Библию перечитываю – сплошная поэзия. Там у Данте в 9 кругу три хрена болтаются: Иуда, Брут и еще одна редиска. Так вот, Брута идеализировал в стихах Пушкин. И я тебе про эту бякушку стих сочинил, раз уж ты Данте читаешь.
Я тебе про нетто –
Брутто.
Ты – совсем не то –
Про Брута.
Я по всей округе:
«Дайте!»
Ты опять о круге
Данте.
В брутто я успел
Влюбиться!
Пушкин зря воспел
Убивца…
…Чава-какава! Пищи в щаще. Гошка-картошка. Хрю.
24.05.89 г.
Здравствуй Сережка с синею ножкой!
Получил от тебя твое письмище, три дня и три ночи читал твою критику моих новых произведений в гастрономе. Съездил на совестьщание и по морде кому надо. Узнал, когда меня примут в Союс нерушимый, выпил с кем попало, поцепил и уехах. На совещании была половина знакомых рож, в которые я плевал, когда ходил под стол Литина. Другая половина леса вела осеменары. Ночевал у Валерки и у Юрки. В «Суньвремённике» опять перенесли мой чемодан на год 1991. Но ужо в план сунули ради саддукейства. Че исчо? Да, вылез в трех калл. сбор. Хотел обрадоваться, но соопчили, что гонораром я уже переболел в прошлом гуду. Давно живу при ком-изме, забыл как выглядят деньги. В дразники пили с каким-то поляком из-за бугра... Потом у Жеки Кузнецова* вышел первый том, отмывали его с Болей Рыбасом в еспес. Потом лагерь, турслет, друзья, гитара, любовь…Прилетай ко мне пароходом, съездим в Тоску, я тебя познакомлю с будущими книгами.
Посылаю
тебе новые бубу для столь же тщательного аналиса.
Чево, чево? Да ну тебя! Вот еще, еще чего!
Чао от часу нелегче.
Обнимаю и признаю твой непокобелинный авторитет в г. Рыбасе.
Егор Неопухающий. 21.05.89 гуда.
_______________
* Валерий Латынин, поэт, мой однокурсник по Литинституту, наш общий друг.
** Евгений Кузнецов, ярославский писатель.
Салют алейкум, Сережка без гармошки!
Получил твой отчет о моей жизни в дыре. И не только в адовой. Баллада написана обалденно, в духе соц. револизма. Зовет на борьбу с чертями и Сережкиным сном.
Учитывая, что завтра ты улетаешь на южное побережье Белого моря, отвечаю сразу, не отходя от кассы. Я с 29.06.89 г. ухожу на каникулы. Поеду отдыхать в Ярославль и продавать кооп. книжки. Верстка уже была, значит, скоро и в долговую яму издательство посадит. Яма неглубокая, всего 2,5 круга ада. Плюс подоходный, алименты и женщины, считающие себя беременными.
Если Валерка Латынин приедет к тебе, то обязательно приезжайте в г. Романов. Я уже приготовил спирт и женщин для разврата. Потом сходим в гости к отцу Николаю, настоятелю Воскресенского собора. Я уже бывал у него... Оч-чень помогает!
Тебе легче. Ты уже 15 лет отсидел. На шее жены…
За сим остаюсь, твой непоколебимый автор и тет.
Привет Фоме Аквинскому! Обминаю, Картошка.
11.06.89 г.
Здравствуй, свет в окошке,
Хомутов Сережка!
Сегодня ночью ходил купаться, выл на луну (ветер), дед Илья гремел рукомойником. В общем, жуть. Пришел в себя и написал стихи – посылаю тебе на товарищеский суп. У меня, как всегда, всё хорошо. В Ульково не доехал 12.07.89, т.к. в Ярославле кончились деньги. А тебя в «Ракете» я не нашел, хотя ощупал всех пассажиров, даже деревянного пола… Как твои времена не нашлись. Ты поброди вдоль Песоросли, может, взошли уже?
Если шибко
грустно, я тебе свой будильник подарю. Да и Шестикрыл Серафимыч наорал почем
зря: «Чем пахнет? – могилой! – то-то же…» Эх, сейчас бы харчишек расстараться.
Но уже светает, пора спать.
Обнимаю,
твой нелепый Гошка.
15.07.89 г.