* * *
Стоит Россия в поединке
С грабителями да жлобами,
Торгуют бабушки на рынке
Огурчиками да грибами.
В доперестроечных пальтишках,
В остатках стоптанных ботинок,
В мечтах совсем не об излишках –
О крохах, столь необходимых.
Всё испытали – голод, холод
Поры еще послевоенной.
Век не однажды был расколот
Бедою самой откровенной.
За что – они таким вопросом
Не слишком часто задавались,
А запасались впрок навозом
И над земелькой надрывались.
Но всё же сыновьям и дочкам,
Внучатам копят на подарки,
Хвала огурчикам, грибочкам,
Какие б ни были – приварки.
Всё, что возможно, пересиля,
Не станут никогда иными,
И в них еще живет Россия.
…Но горько, что уходит с ними.
30 сентября 2008
* * *
Человечество не удалось,
Обожралось оно, опилось,
А с другой стороны – обнищало.
Может быть,
слишком строго сужу,
И не так на собратьев гляжу,
И не вижу благие начала?
Но суждения эти не я
Выношу,
есть иной
судия,
Что пытается нечто исправить,
Да напрасно, как видно, уже,
Если те, кто забыл о душе,
Это даже готовы восславить.
Человек – не деталь,
не предмет,
В нем таился особый завет
На великое таинство роста,
Но отвергнувшим душу
к чему
Призывать и стремиться к тому, –
Обнажится проблема уродства.
Тот стаканом, а этот – крестом
Утешается,
только потом
Продолжаются дальше поминки,
Человечество не удалось,
Надломилась небесная ось,
И не склеить ее половинки.
20 марта 2010
РАЗДУМЬЯ У ПЕНСИОННОГО ФОНДА
Кончается книжка моя трудовая,
Бумажная вроде, но словно живая,
Конечно, живая, поскольку за нею
Всё то, что постиг и сегодня имею.
Изучена многими кадровиками,
Искручена вдоволь чужими руками, –
По жизни мы вместе упорно ступали,
Обоих нас, в общем, сполна потрепали.
Теперь вот привел обозначенный вектор
Сюда, где известного Фонда инспектор.
Ну что ей потертые эти листочки,
В страницы печатями вбитые строчки?
Но строчки ли? Целые главы романа,
В которых ни капельки малой обмана.
Там – запах металла, здесь – краски газетной,
Ответ на порыв и порыв безответный,
И слезы, и кровь, и на сердце отметки,
Мои пятидневки, мои пятилетки…
И люди повсюду, рабочие братья,
Объятья горячие, рукопожатья,
Проклятья, что редко, но тоже случались,
Когда мои тропы земные качались.
Кончается книжка моя трудовая,
А жизнь продолжается, век пробивая.
Нет отдыха в ней, если даже заслужен,
Покуда кому-то нередко ты нужен.
Она не вмещается в книжки любые,
Над нею стоят небеса голубые,
Под нею трепещут зеленые травы,
И, может быть, пишутся главные главы.
Не ради успеха и денег не ради, –
Как первые рифмочки в школьной тетради…
3 августа 2010
*
* *
Не шофер, а шоферица,
Не дорога – сущий ад,
Шоферица матерится
После каждой из преград.
Вьется облако над полем,
Бьются мысли в голове…
Для чего себя неволим? –
Полежать бы на траве.
Выбежать в цветное лоно,
Где воистину светло,
А не гнаться по уклону
В недоступное село.
Где когда-то барин русский
Создавал красивый мир,
А сегодня – облик грустный
И совсем не Божий пир.
Осознать, но что? – разруху.
Ощутить, но что? – погром,
Где ни глазу и ни уху
Упоенья не найдем.
Лишь очередная драма
Дополняет список драм.
…Привела дорога к Храму,
Только вот – порушен Храм.
И глядим, и стынем немо
На пустынном рубеже,
Где икона – это небо.
А свеча – в твоей душе.
2002 – 2010
ОСЕНЬ 2010
На станции сойду.
За обветшалым зданьем
Пьют пиво у ларька смурные мужики,
Считая свой удел трагическим призваньем –
Экспериментом жить рассудку вопреки.
А в садике дымят вульгарные девицы,
Не уличные, но приближены к тому,
Не светские, но всё ж,
наверно, в чем-то львицы,
Прилипшие к житью шальному своему.
Напротив – два бомжа чернее негритосов,
Решишься подойти – надень противогаз,
И лишних никому не задавай вопросов,
Порядок не сулит здесь никакой Указ.
Милиция свое названье сменит скоро,
Ну а пока грустит, ей тоже бы пивка,
По площади бежит собак бездомных свора,
Свободна жизнь у них,
но так же
нелегка.
Куда приехал я,
куда приеду завтра?..
Все наши города, что близнецы почти.
Вороны лишь одни еще полны азарта,
Горластая орда, природа их прости.
Неужто мир другой –
для нас, как на запоре,
Да и нужны ли мы уже в иных мирах?
А где сейчас живем, читайте на заборе,
В подъезде на стене и лифте на дверях.
13 декабря 2010
* * *
Борису Орлову
Тот день осенний в настроеньи мерзком
Я не хотел, конечно, проводить, –
Запомнилась пельменная на Невском
И два по сто, чтоб крылья ощутить.
И сразу Питер стал Санкт-Петербургом
И дождь утих, и высота сошла,
И в ощущеньи всё еще не бурном
Я не спешил вставать из-за стола.
Припомнились ивановские строки
И собственные набежали вдруг,
И сдвинулись мои земные сроки,
И многое увиделось вокруг.
Я вышел к Мойке и спустился ниже,
Туда, где был уже не в первый раз,
И шаг замедлил – тише, тише, тише…
Потом бродил вдоль речки целый час.
А, впрочем, время сразу растворилось,
Как, почему – того понять нельзя,
И мне начало века приоткрылось,
Точнее двух, в раздумья унося.
Я шел великим городом Петровым,
И пушкинским, и гумилевским шел,
И мог согреться лишь стаканом новым,
Поскольку вывод был весьма тяжел.
И лучшее предвиделось едва ли,
И вовсе мысли доводили до…
Что в разные столетья убивали
Собратьев ни за что и ни про что.
Но я, унынье отгоняя стойко,
Забыв про холод, распахнул пальто;
Ведь всё же были Петербург и Мойка,
Пельменная на Невском, два по сто…
18 октября 2010
* * *
Когда утихнет юбилейный звон,
Осядут гости по своим квартирам,
Ты медленно сползешь со всех икон
И тем, кем был, предстанешь перед миром.
Ну а точней – перед самим собой,
С другими разве чуточку несхожим,
Назначенным на роль свою судьбой,
Далеким августовским днем погожим.
Теперь иная подошла пора,
И надо бы, пожалуй, отчитаться,
За все порывы легкого пера,
С которым и сегодня не расстаться.
А что сказать?.. Банальные слова:
Жил и любил – других ничуть не боле.
…Как чудно дышат летняя трава,
Деревья… Птицы предаются воле…
И перед этой вечной красотой
Каким открыться таинством ответным?
Ну разве что улыбкою простой,
Поклоном тихим да молчаньем светлым.
15 февраля 2011
* * *
Не будет осени последней
С тяжелым ветром и дождем,
Пусть даже не порою летней
Мой прах накроет глинозем.
Вот год закончится – и новый
Придет с цветущею весной:
И тополиный, и кленовый,
Цветочный, птичий, проливной…
Что бы ни стало, не приемлю
Я холод рокового дня, –
Друзья мои сырую землю
Давно согрели для меня.
3 марта 2011
* * *
Кто сегодня кому, почему интересен,
На высотах, провалах каких?..
Безголосое время не требует песен
Или просто не слушает их.
Нынче служба – не родине и не искусству,
Нищий гений – cмешней дурака,
И какому рождаться великому чувству
На холодной петле поводка?..
В окружении прочном такого уклада,
Не приемлющий это и то
Выходи, если хочешь, безумец, из ряда,
И ступай – не окликнет никто.
27 декабря 2010
* * *
Правит не закон, а произвол –
Век пришедший странен и тяжел,
И неясно, кто и где хозяин;
Хищников смердящая орда
Села захватила, города,
От столиц до самых до окраин.
А тебе, как нынче быть, поэт, –
Для строки ловить звенящий свет,
С тьмою окружающей мириться;
Разделить стакан с больной толпой,
И пойти смиренно на убой,
В ледяном пространстве раствориться?..
Но рябины рдяные вокруг,
На песке мальчишка чертит круг,
Может, в нем от нечисти спасаясь.
Век тяжел, но разве кто-то нам
Предрекал другой? По сторонам
Сам ищи спасительную завязь.
Горсть рябины огненной сорву,
Видите, пока еще живу,
Всё, что обретал когда-то, помню,
Вовсе не желая быть иным,
Горло соком жгучим и хмельным,
Словно кровью свежею наполню.
14 марта 2011
* * *
Как вечности приговор,
Мне видятся снова и снова
Нацеленный взгляд Гумилева
И Блока рассеянный взор.
Нам рваться, метаться, хрипеть,
Слагая напевы больные.
А им всё глядеть и глядеть
Сквозь нас, в поколенья иные.
23 декабря 2010
* * *
Красиво жить не запретишь
В такую праздничную осень,
Когда взлетает выше крыш
Листвы пылающая осыпь.
Стоишь в калиновом огне,
Внимаешь вечному пространству
И радуешься тишине,
Любви, сошедшей к постоянству.
Весна еще прильнет к душе,
И лето окружит цветеньем…
Ты много потерял уже, –
Будь счастлив каждым обретеньем.
10.02.2011
* * *
Стала скучной досужая роль экскурсанта, –
Нет созвучия русской душе вдалеке,
Лучше скрыться
в аллейке
приволжского сада,
Или просто вдоль Волги пройтись налегке.
Я во многом бываю неправ,
только это
Ощущенье понятно не мне одному,
Словно лодка, плыву в тополиное лето,
Не к причалу,
к
простору плыву своему.
На траву опускаю горячие руки…
Лишь с глубоким родством
постигается то,
Что в тебе пробуждает заветные звуки,
Те, которые больше не слышит никто.
* * *
Я стихотворец окраины
русской,
Или – привычней – певец,
Жизни тревожной, затерянной, грустной,
Часто пропащей вконец.
От синяков да царапин и цыпок
Детских отчаянных дней,
Бабушек-дедушек добрых улыбок,
Хмурых прищуров парней;
От огородов с картошкою,
луком,
Свеклою да чесноком –
Всем, что к земным приобщало наукам,
Вышел я в мир с рюкзачком.
В школьные годы, где были заботы –
Вырасти, на ноги встать,
Чтобы, как батька, под вечер с работы
К дому вразвалку шагать.
Были потом и заводы, и стройки,
Волга, Байкал и Кузбасс,
И ниоткуда возникшие строки –
Странный душевный запас.
Всё ли сказал я словами, делами
Строго отмеренных дней?
…Вот и закатное видится пламя
По-над Заволгой моей.
В нем потихонечку таю, сгораю,
Хоть продолжаю свой путь…
Не изменил я родимому краю,
И не жалею ничуть.
Время всё той же
нелегкой нагрузкой
Жизнь продолжает пытать.
Я стихотворец окраины
русской,
Некуда мне отступать.
3 февраля 2011