ИЗ ПЕРЕПИСКИ С ДРУЗЬЯМИ
Друзья не уходят от нас, а точнее, они покидают этот свет вместе с нами, а до тех пор память хранит их лица, голоса, всё, что связано с ними. В разделе ПИСЬМА ИЗ ПРОШЛОГО мне хочется донести до читателей сайта некоторые моменты интересной жизни дорогих для меня людей. Одни известны более широко, другие – менее, переписка с одними – краткая, с другими – обширная. Их жизни оборвались рано, а многие письма написаны еще раньше. Сейчас уже такая переписка стала редкостью. Электронная почта не располагает к душевным разговорам, как это было раньше в бумажных посланиях. Возможно, когда-то я дополню это предисловие размышлениями о времени нашей дружбы, а пока мне сказать больше нечего. Размещать письма на сайте буду постепенно, по мере прочтения и обработки.
(1953-2010)
В июне 2010 года мне позвонила поэтесса Лариса Желенис. Сообщила, что несколько дней назад ее известили о смерти Георгия Бязырева, Гоши, как звал его я, да и все близкие знакомые этого замечательного поэта и человека. Жил Гоша уже лет десять в Подмосковье со своими друзьями и учениками. «Сегодня 40-й день», – сказала Лариса. Смерть друга, конечно же, ударила больно. Еще один ушел, и опять внезапно. Гоша Бязырев был моложавым, здоровым и печальное известие воспринималось с трудом. В книге «Над граненым стаканом судьбы», частично размещенной на сайте, я о многих рассказал, в том числе и о нем, но после смерти человека он видится иначе, и говорить надо уже более полно. Я несколько раз собирался это сделать, но ушедших всё больше и больше, а времени так мало.
О Георгии Бязыреве мне действительно есть, что сказать и подтвердить свидетельствами нашей дружбы и его жизни, я имею в виду переписку, десятки его замечательных, полных юмора писем, к которым он прикладывал в большом количестве стихи. С Гошей мы дружили по-настоящему больше десяти лет, да и приехал он в Ярославскую область в середине 1980-х не без моего участия. Поселился в Тутаеве, активно печатался, любил общение за хорошей выпивкой. Почти с первых дней его приезда и завязалась наша переписка. Он бывал у меня в Рыбинске, а я у него, часто встречались и в Ярославле. Георгий был поэтом от Бога, а по натуре свободолюбивым и жизнерадостным.
Представляю письма (частично) в хронологическом порядке. Так будет правильно и понятней другим, – откуда что пошло и как развивалось. Ко времени начала переписки Георгий был состоявшимся поэтом с книгами и серьезными публикациями. Окончил Литературный институт (семинар Ларисы Васильевой), продолжал активно работать, если можно так сказать. Нет, скорее он жил поэзией, дышал и не представлял для себя в то время другого образа существования. И перебрался он в Ярославскую область для того, чтобы поближе к Москве прописаться, к столице, где можно было себя проявить в полной мере.
Я давно замечаю, что нередко в моей жизни случаются события, моменты почти мистические. Например, хочу купить газету, а на рынке ко мне подходит человек и протягивает ее бесплатно. И еще многое, связанное с другими событиями, известиями и прочим. Последний раз с Гошей мы виделись в Карабихе, где-то году в 2002-м. Но иногда он давал о себе знать звонками своих знакомых, словно сообщая, что жив. Примерно за год до смерти Гоша мне позвонил, когда находился в Ярославле, время уже клонилось к вечеру. «Приезжай», – сказал он. Я посожалел, что это практически невозможно и попросил у него телефон. Мы немного поговорили, Гоша рассказал, как живет, дал, кроме телефона, свой сайт, с которого мне скачали его стихи и еще что-то. Я только мельком заглянул в эти материалы, читать подробней не было времени. Один раз потом позвонил ему, месяца через два, расспросив, что нового? И при первом разговоре, и при втором я заметил, что Георгий сильно изменился, исчезли его жизнерадостность, юмор, словно это был другой человек. Возможно, так и есть.
А в день, когда в подаренной газете «Золотое кольцо» была напечатана посмертная статья со стихами Бязырева, я открыл кухонный стол по совершенно, казалось бы, случайному поводу и нашел клише с Гошиных фотографий. Он дал мне их лет 15 назад, собираясь печатать книгу в типографии завода, где работала моя жена. Накануне вечером она почему-то вспомнила про клише, я сказал, что отдал их Гоше, жена засомневалась в этом. И вот на следующий день клише обнаружились. Странное совпадение. Я думаю, Гоша еще напомнит мне о себе оттуда, из другого мира чем-то неожиданным. Связь между нами не порвалась, близкие души не могут разойтись окончательно. Мы по-разному пробивались в литературу и, вроде бы, всё складывалось неплохо. Но трагическим моментом для Георгия было непризнание его настоящего дарования при приеме в Союз писателей России. Его дважды проваливали на приемной комиссии в Москве, очевидно, по каким-то политическим мотивам, что в начале 1990-х случалось часто. Жизнь для него на время потеряла смысл. Переживал он этот удар тяжело, хоть и не подавал вида. И вот звонок… Поэт Георгий Бязырев ушел в иной мир, но навсегда остался в моей памяти. Иногда я перечитываю его письма, которые, наверно, будут интересны не только мне.
Василий Галюдкин
(1950-2011)
Есть на Руси такой тип поэтов – скитальцы. Их немало, и чаще всего это – истинно талантливые, хоть иногда и достигшие при жизни немногого или вовсе ничего. Читали они свои творения случайным людям, таким же бродягам, дружкам-собутыльникам, близким женщинам. Иногда посылали подборки в журналы и газеты, но их, как правило, не печатали: и тематика слишком тяжелая, да и сами авторы непонятны и неблагонадежны. Это даже не «Дикороссы», коими назвал определенный круг собратьев поэт Юрий Беликов, составляя свою антологию «Приют неизвестных поэтов». Постепенно это определение стало размываться, поскольку данные стихотворцы, несомненно талантливые, все-таки сильно отличались друг от друга по образу жизни. А вот поэты-скитальцы не схожи разве только иногда убеждениями. Это – рубцовский тип, с пронзительной, щемящей душевной нотой, надрывом в творчестве и соответствующими их существованию стихами. Чаще всего были они (да и есть) пьющими, с неудачной личной жизнью, не всегда удобные для других своей горькой правдой.
К таким поэтам относился, несомненно, Василий Галюдкин – мой товарищ, другом я назвать его не могу – всё-таки мы были не столь близки, сколь откровенны и честны в своих отношениях. С Васей я познакомился в 1981 году, когда поступил в Литературный институт им. А.М. Горького. Произошло это в семинаре известного советского поэта Владимира Цыбина, который на установочной сессии, заменял руководителя моего семинара, не менее известного лауреата Госпремии России Владимира Фирсова. Мы сразу заметили друг друга. Василий отличался от других какой-то сосредоточенностью, молчаливостью, отстраненностью. Я тоже чувствовал себя не очень уверенно, хотя и поступил в Литинститут с высокой оценкой за творчество и не набирал баллы, а был сразу зачислен особым, внеконкурсным способом. Вася, очевидно, как понимаю сейчас, прошел в семинар Цыбина таким же способом.
Несколько раз мы поговорили, а потом я уехал домой раньше окончания установочной сессии. А на следующей, летом 1982 года, Василия уже не оказалось. Но, как ни странно, друг друга мы запомнили и, когда Галюдкин внезапно появился в Ярославле, позвонил мне. Встретились с радостью, поговорили душевно, Вася проводил меня до железнодорожного вокзала, договорились, что будем поддерживать связь. Я не помню уже, когда это было точно, или в конце прошлого века, или в начале нового. Василий произвел на меня впечатление вполне благополучное. О его жизненных неурядицах и вообще о нем я подробней узнал от своего друга Бориса Орлова, который знал Галюдкина по Мурманску, где Василий жил долгое время.
Многие годы провел поэт именно в скитаниях, даже когда жил в одном городе. И в Ярославле было именно так. Проживая (если так можно сказать) в общаге, творить было невозможно, поскольку не давали соседи, быстро ставшие собутыльниками, от которых Вася спасался то в больнице, то уходя в библиотеку или просто на улицу, иногда ночуя на вокзале. Этим далеким от поэзии людям трудно было понять, что Василию нельзя пить, он тяжело болен, и не только алкоголизмом. Поэтому запои почти всегда кончались больничной палатой, чему он, судя по письмам, был даже рад. Да и не только далекие от литературы люди подносили стакан, но и собратья-литераторы. Что греха таить, в литературе бутылка – спутница общения.
Я с Васей не пил ни разу, поскольку по личному опыту знал, чем может закончиться для него очередной загул. Много друзей ушло в мир иной именно по этой причине и, что печально, не успев почти ничего сделать в литературе. А кто-то и успел, но мог бы больше. Если у поэта есть хоть какой-то тыл, бутылка ему не столь страшна. А вот когда он один перед хмельной стихией, кончается это всегда трагически. Я бы не назвал уход Василия Галюдкина, все-таки перешагнувшего 60-летний рубеж и издавшего 6 небольших поэтических сборников, трагедией, а вот жизнь его несомненно была трагична, мучительна, невыносима. Как он еще выдержал столько лет такого пребывания на земле? Наверно, Бог хранил страдальца, было все-таки за что.
В предисловии к переписке я не хочу быть многословным. Если получится, расскажу о творчестве товарища, настоящего поэта отдельно. Последняя книга поэта «Грачи» – сплошные предчувствия смерти, безысходность и в то же время прощальная, чистая любовь к родине. К сожалению, при жизни не вышло книги избранных стихотворений Василия Галюдкина, которой, несомненно, достоин поэт-самородок, отдавший себя целиком своей скитальческой Музе.