* * *
Н.Х.
Перед Казанской, третьего числа,
Тихонько наша Магда умерла,
Прожив две жизни, – как врачи сказали.
Собою никого не тяготя,
Открытая, что малое дитя,
И в радости собачьей, и в печали.
Два дня назад вы шли в последний раз
Тропинкой в поле,
и влюбленных глаз
С окрестной дали Магда не сводила;
Вздыхала глубоко и тяжело,
Наверно, знала – времечко пришло
Проститься с тем, что самым близким было.
Она держалась долго, как могла,
Семь дней совсем не ела, лишь пила,
Да не живую воду, а простую,
И вот слегла, еще пытаясь встать,
Когда ты собралась ее спасать,
Мудрейшую, добрейшую, святую.
Как будто говорила, мол, не плачь,
Возможно, и поможет чем-то врач,
А если не сумеет…Ну так что же.
Мой век хорошим, нужным веком был,
Любила ты меня, и всяк любил,
Нет ничего, наверное, дороже.
И все спокойней становился взгляд,
Казалось, время потечет назад
В тот день, когда веселого щеночка
Несла ты на руках, прижав к груди,
И столько открывалось впереди, –
Счастливых лет игривая цепочка.
…И вот затихла на сырой земле,
Уже в иной, потусторонней, мгле –
Уснула словно, вовсе как живая.
Сама природа этот миг
больной
Отметила,
взметнулся снег шальной,
Чернеющую почву покрывая.
А после снова солнышко взошло,
Последнее, прощальное тепло
Дарило всем во искупленье боли.
Похоронили Магду у стены,
Пусть снятся ей лишь благостные сны:
Уютный дворик и тропинка в поле…
Еще одно родное существо
Ушло, сошло туда, где естество
Забудет все тревоги, склоки, драки…
Но думается все-таки о том,
Что и сегодня наш заволжский дом
Она хранит,
как могут лишь собаки.