ПАМЯТИ МАРИНЫ ЦВЕТАЕВОЙ

Какая обступит сплошная тоска

Пред жизнью такою,

Когда не останется даже клочка

Земли под ногою.

Какая нависнет внезапно слеза,

Пробившись наружу,

Что выплакать можно не только глаза,

А сердце и душу.

И выпить все горькое сразу, до дна,

Где жгучая льдинка,

Идиллия в жизни всегда не прочна,

Дрожаща, как дымка.

Насколько далекие годы легки,

Что выдохнешь: «Боже…»

Чужие квартиры, дома, чердаки –

Все, кажется, то же.

Но время иное, и жизнь как вокзал

Теперь не по силе.

Свобода страшна, если век заказал

Дорогу к могиле.

Судьба – как метафора, каверзный троп

С игрой роковою.

Живою положат, наверное, в гроб,

Конечно, живою.

И вход недоступен, и выхода нет,

И – не откровенье,

Что нищим не может быть русский поэт,

Уж лучше – забвенье.

А после травой по весне прорасти,

Зеленой травою,

Ромашкою неприхотливой цвести,

Простой, луговою.

Пробиться сквозь время всему вопреки,

Перевоплотиться;

И в пламени вечнозовущей строки

Стократно родиться,

Грядущее тайной своей осветля,

Словесной пастелью,

Чтоб снова могильная стала земля, –

Твоей колыбелью.

ПАМЯТИ АННЫ БАРКОВОЙ

Неотвратимо и сурово

Из тьмы, из рокового дня

Восходит грустная Баркова

И пристально глядит в меня.

В мое смешное поколенье,

Не знающее тех утрат

И жизни, превращенной в тленье,

Что пеплом застилала взгляд.

И ясность зренья – для немногих

Возможным было уберечь,

И за теченьем дней убогих

Не позабыть живую речь.

Спокойно, словно из тумана,

Взирает из небытия…

Ох, Анна, мученица Анна,

Спасительница и судья.

Мы в разных обучались «школах»,

Твою нам не понять беду,

Но все-таки от глаз тяжелых

Свои глаза не отведу.

ПОСЛЕСЛОВИЕ

                      Памяти Николая Рубцова

Переплеты, переплеты,

Полноцветные тома,

Судеб разных повороты

Удивительны весьма.

Млеют в переплетных рамах

Оттиски ушедших лет,

И среди заметных самых –

Твой ухоженный портрет.

Век бездомный осветили –

Покопались там и здесь,

И в продажу запустили,

Благо, спрос пока что есть.                                                                

…И была бы доброй доля

С мудрой книгой на столе,

Только где-то новый  «Коля»

Бродит в холоде и мгле;

Никому не нужный тоже,

Как в былое время ты,

И трагически похожи

Ваши грустные черты.

И еще цветы и травка

Дороги его душе,

Только новая «удавка»

Приготовлена уже.

ПОЭТ

Памяти В.С.Шефнера

Вот и всё, и не стало большого поэта,

Прослезились и поле, и речка, и лес,

Стало меньше сегодня, хранителей света,

Что с рождения жили по воле небес.

Будут птицы метаться и чистые травы

Для других расстилаться узором росы,

Будут правы другие, а, может, не правы,

Подымая слова, как раскаты грозы,

Словно радуг звенящих высокие дуги,

Что, вещам не в пример, многоцветьем живут,

Будут рядом с тобою надежные други,

Но и недруги волю твою сберегут.

Нас не вытравят с почвы кислотные ливни,

Не придавят завалы тяжелых руин,

Словно мамонтов древних блестящие бивни,

Наши строки отыщут средь русских равнин.

В пыльных склепах, на библиотечных просторах,

Просто в памяти мира, что нами воспет…

В старых истинах, новых мучительных спорах

Слышу имя твое золотое, ПОЭТ.

10 мая 2002

                *   *   *

Жизнь холодна, как сталь,

И вовсе не играет –

Олег Иваныч Даль

В России умирает.

Легко – навеселе,

Да только после тошно,

Как подло на земле,

Как в мире этом пошло.

Искусство иногда

Роднит Петрарку с Дантом,

Но почему  всегда

Бездарность над талантом?

И тяжесть на душе

Тревожней год от года,

Вся эта явь уже –

Угрюмая охота.

Утиная – пустяк,

Страшнее – человечья,

Крутись и так, и сяк, –

Не скрыться от увечья.

Остепенись, не лезь,

Нет места здесь блаженству,

Но есть одна болезнь –

Стремленье к совершенству.

Без нудных середин,

Без полуправды мглистой,

И выход лишь один –

Туда, где путь кремнистый.

И в сердце снова  дрожь,

Как накануне Ада,

Коль все на свете ложь,

То что же значит правда?

Вокруг чужая  власть,

И все надежды тают.

…Жизнь мимо пронеслась,

И утки улетают.

30 мая 2007

                *   *   *

               Памяти Виталия Соломина

И снова на ущербе век,

И вновь под сердцем непогодит,

Уходит русский человек,

Не сразу, медленно уходит.

Он верил музыке и жил

Ее небесным заклинаньем,

Он с нами был и дорожил

Людским теплом и пониманьем.

Творец, художник, лицедей,

Создатель и хранитель чуда,

Что видел ты в толпе людей,

Что видишь ты сейчас? Оттуда?

В задумчивом прищуре век

Сошлись бессилие и сила,

Уходит русский человек,

Огромный, как сама Россия.

А мы глядим ему вослед,

С трудом удерживая слезы,

И тоже ищем свой ответ,

На те же самые вопросы

Среди комедий, фарсов, драм,

Обрывков несуразных правил;

Внимая музыке, что нам

Он во спасение оставил.

6 августа 2002

ПАМЯТИ СЕРГЕЯ БОДРОВА

В Кармадонском ущелье беда залегла,

Память бьет в безответные колокола…

Что случилось, ответь, где сегодня ты, Брат?

Это может  с другими случиться стократ.

Нам бы надо не землю, а небо сверлить,

Чтоб тебя отыскать,

                     жизнь в пространстве продлить.

Слишком тяжек ледник, – не поднять, не понять.

И принять невозможно. Как можно принять,

Если тот, кто ушел за холодный предел,

Наши скорбные души насквозь проглядел?!

Что ты, Колка, наделал, не ведаешь сам?

Сколько жизней осталось невидимо там.

Но до сердца открыт проникающий путь,

В этом  нынче, наверно, бессмертная  суть.

Лед и снег и опять, и опять лед и снег…

Страшный век, страшный бег,

                                     задержись, человек.

          В ДЕНЬ ПРОЩАНИЯ

      C ОЛЕГОМ ЯНКОВСКИМ

Какие-то саммиты, сборища, хартии,

Свиные болезни и глазки свиные,

Фальшивые речи, продажные партии,

Делишки пустые, мыслишки дурные.

Но все это не для него,

                                      воплотившего

Земную любовь и небесное пенье

И сказку в унылую быль возвратившего,

Отбросив ничтожности нашей кипенье.

И вновь разговоры о кризисе, пьянстве ли,

О выборах, оборотнях в погонах…

О Боже, в каком же сегодня пространстве мы

Живем –

           в отрешеньях страшней похоронных?!

Но всё же надежда пророчит спасение,

И добрые люди, страданье приемля,

По горсти высокого неба весеннего

Роняют, как слезы,  в холодную землю.

22.05.2009